Наука – очень сложная и деликатная сфера. И будет слишком упрощенно измерять ее исключительно коммерческими понятиями: инвестициями, окупаемостью, объемами производства… Несомненно, научно-исследовательская деятельность – огромный экономический фактор. Генерация новых знаний обходится либо дорого, либо очень дорого. Полноценные Академии наук под силу содержать относительно небольшому количеству государств. Новые же разработки, ноу-хау являются двигателем новых производств, которые способны на порядок повысить благосостояние страны. Но не менее, а, возможно, и более значимое в науке ее морально-этическая составляющая. Ученые – самые высокообразованные люди. Романтики, футуристы, мечтатели в бытовом понимании, но они стараются заглянуть за горизонт, в будущее. Мучительно ищут ответы на глобальные и сложные вопросы. В том числе, и далекого будущего. Ученые, в том числе, являются и мыслителями, той верхушкой интеллигенции, которая, в том числе, определяют мировоззренческий образ страны. О роли науки в самом широком ее общественном значении поговорили с заместителем генерального директор ГНПО «Научно-практический центр Национальной академии наук Беларуси по материаловедению», кандидатом экономических наук Александром Козловым.

На длинных дистанциях
— Научная деятельность очень специфическая. Поэтому оценивать ее значение и влияние можно только на длинных отрезках времени. По некоторым позициям в пределах 50 — 60 лет и больше. Наука связана не только с технологиями, но также с историческими особенностями, культурной средой. Если изучать науку на коротких отрезках, то иногда возникают парадоксы.

С 1991 года, с начала независимости Беларуси, сфера науки переживала разные периоды. Тогда произошел резкий перелом. В СССР на научно-исследовательскую деятельность тратили 4 — 5 процентов от валового национального дохода. При этом, участвуя в общих затратах, Беларусь как союзная республика получала доступ к исследованиям и ноу-хау всего Союза. Его распад сопровождался глубоким экономическим кризисом. В первой половине 1990‑х научные организации финансировались, можно сказать, по остаточному принципу. В силу сложившихся обстоятельств бюджетные средства перераспределились в сторону поддержания социально незащищенных слоев населения. В тех условиях эта мера была оправдана. Но у руководства страны существовало понимание, что без науки полноценное государство будет очень сложно построить. Поэтому, как только начался восстановительный рост во второй половине 1990‑х, сфере исследований начали уделять повышенное внимание. В 1996‑м был принят Закон «О научной деятельности», была сформирована и другая нормативно-правовая база. А в 2000‑х уже началась активизация по широкому фронту. В каждой программе социально-экономического развития страны был прописан ориентир по финансированию отечественной научной сферы не менее 2 процентов от ВВП. Иногда ставились планки даже выше — 2,5 — 2,8. Но по факту этих показателей не удавалось достигнуть. В том числе по причине отсутствия соответствующих исследований и разработок, дефицита организаций, способных их реализовать.

Впрочем, парадокс кроется совершенно в другом. С последнего советского 1990 года финансирование науки снижалось, а другие экономические показатели росли: ВВП, объемы производства, производительность труда, заработная плата… Тот же валовой продукт в 2000‑м был в эквиваленте 11 миллиардов долларов, сейчас приближается к 80 миллиардам. Какой можно сделать вывод? Советская наука была неэффективной, съедала много средств, но не давала соответствующей отдачи? Или отсутствует четкая взаимосвязь науки с реальными показателями? На самом деле все намного сложнее.

В Беларуси удалось сохранить ключевые научные школы, материальную базу для исследований, научно-исследовательские организации. И будем реалистами: в части фундаментальных разработок, на которых базируются прикладные, мы еще используем огромный задел с советских времен. Фундаментальные исследования очень длительные и дорогие. И горизонт их коммерциализации и окупаемости находится на горизонте 30 — 50 лет. Нобелевскую премию по химии в 2023 году Луис Брюс, Мунги Бавенди, Алексей Екимов (выходец из СССР) получили за работы о квантовых точках. А исследования они проводили еще в 1980‑е. Прошли десятки лет, пока стали очевидны их достижения. И подобных примеров очень много. Очевидно, что какие-то упущения в науке сегодня могут больно сказаться к концу века. И есть опасность: провал 1990‑х мы еще почувствуем. Поэтому очень тяжело вписать науку, особенно фундаментальную, в рамки классической коммерции.
Не одними деньгами наука жива
— Четкую взаимосвязь науки, инвестиций в нее и ВВП тоже достаточно сложно провести. Тренд затрат на технические исследования наблюдается во всем мире. Есть страны, которые обладают значительными запасами полезных ископаемых. И хотя с высокой наукой дела у них обстоят не очень впечатляюще, но уровень жизни в этих государствах высокий. Одно из объяснений роста валового продукта — глобализация и более-менее свободный трансферт технологий. Они далеко не все были доступны, тем не менее до 2020‑х инвестиции в собственные разработки вполне успешно замещались иностранными решениями. В короткой перспективе импорт технологий и научных разработок, в них реализованных, является эффективным. Коробочное решение можно быстро внедрять в производство, наращивать объемы, прибыль. Создание собственных ноу-хау требует усилий не только от исследователей, но и реального сектора при внедрении разработок. Далеко не все субъекты хозяйствования до такой степени восприимчивы к инновациям, готовы брать риски, не всегда на предприятиях имеется необходимая инфраструктура и компетенции для четкой работы с научными сообществами. Объективно есть проблемы в отсутствии твердого мостика между наукой и производством. Неконструктивно искать виноватых: необходимо вырабатывать инструменты взаимодействия. Тем не менее факт остается фактом: возможность масштабирования технологий на весь мир снизила инвестиции в разработки в глобальном масштабе. По крайней мере, в технических направлениях. При этом экономические показатели росли.
Впрочем, наука — это же не только экономика, но и безопасность. Ведь по какой причине в Советском Союзе и в капиталистическом мире был исследовательский бум во второй половине прошлого века? Стимулировала холодная война. И каждый блок старался вырваться вперед за счет совершенствования вооружения и систем безопасности. И на военно-промышленный комплекс сил и средств не жалели. Поэтому многие гражданские технологии того периода пришли из оборонного сектора. Если бы не была потребность в разрушительной силе ядерного оружия, была бы создана атомная энергетика? Первый спутник полетел на околоземную орбиту фактически на баллистической межконтинентальной ракете. Как и первый космонавт Юрий Гагарин. В своих воспоминаниях соратники Сергея Королева едины во мнении: на полет в космос средств ему не выделили. Но финансирование нашлось на разработку и производство боевых ракет. А потом их уже перепрофилировали под исследовательские нужды. Множество открытий появилось в рамках разработки биологического, химического и другого оружия и средств противодействия ему. Много фундаментальных исследований в области вирусологии, создания вакцин, физиологии и других направлений первоначально проводилось для создания инструментов убийства человека, а потом становились источником его спасения. В тот период милитаризация двигала вперед науку, которая никогда не была военной в полном смысле этого слова. Министерство обороны, конечно, стремилось, чтобы лучшие ученые работали только на них. Но под полное их влияние исследователи никогда не подпадали.

Вместе с глобализацией произошла разрядка, опасность большой войны между великими странами снизошла почти до нулевой отметки в 1990‑е. Тогда наука в большей степени переместилась в гражданский сектор. Поэтому и подверглась значительной коммерциализации. Тренд, как мне кажется, не пошел ей на пользу. Вместе с обострением международной обстановки сфера исследований снова переживает трансформацию. Несомненно, необходима и новая система оценки научной деятельности, ее вклада в развитие страны.Надо ориентироваться на какой-то процент от ВВП в финансировании науки? Является ли он объективным в полной степени? Показатель валового внутреннего продукта в своих работах сформулировал Джон Кейнс еще в 1930‑х. И он являлся дополнением к другим характеристикам развития государства и общества в тех формах и конструкциях, в которых они существовали почти 100 лет назад. Сегодня все больше экспертов сомневаются в безусловной объективности ВВП как агрегированного показателя. Можно говорить, что не хватает каких-то материальных или других ценностей, можно больше средств выделять на образование, культуру, спорт, науку и другие направления. Но как эти инвестиции согласуются с конечной целью? А она заключается в сохранении и увеличении человеческого капитала. Производственная и иные сферы являются уже не самоцелью, а инструментом. Видимо, необходимы новые индикаторы, которые бы измеряли движение по этому новому треку формирования, по сути, нематериальных ценностей — достижение удовлетворенности граждан.
Познание неизвестного — не только отрасль профессиональной деятельности, но и возможность для самореализации. Поверьте, для многих ученых непринципиальна высокая зарплата. Достойная — да, но большинство не стремится стать миллионерами. Для них главное — реализовать свои идеи, проверить гипотезы, концепции. Есть и элемент тщеславия: быть впереди, сделать первым открытие, повысить свой статус в профессиональном сообществе, реализовать гуманистические стремления — победить смертельные болезни, открыть для людей новые возможности, безбрежные горизонты. Деньги в истинно научном мире не обладают высшей ценностью. Звучит, возможно, пафосно. Но мои слова очень близки к реальности. Другой вопрос, что для проведения экспериментов зачастую необходимо очень дорогостоящее оборудование. Некоторые приборы стоят чуть ли не больше пожизненной зарплаты исследователей. Нужно ли идти на эти затраты? И какой отдачи от них ждать?
Национальный престиж
— Как видится, на науку необходимо смотреть как и на элемент национального престижа, гордости. Как на достижения в большом спорте. Если наши атлеты взошли на пьедестал, от этого же ВВП страны не вырастает, экспорт не увеличивается. Но играет гимн Беларуси, развевается флаг, страну начинают больше уважать, а у граждан появляется чувство гордости. Большой спорт является отражением возможностей государства, так как победы невозможны без системы спортивных школ, стадионов, медицины… Наука же — зеркало интеллектуального развития.
Наука обладает и огромным социальным значением. Исследование и познание приучают людей к интеллектуальной конкуренции, формируют более широкое мировоззрение, морально-этическую платформу, философское отношение к материальной стороне бытия. Ученые в массе своей люди идейные. Деньги, безудержное стяжательство не являются для них первостепенным в жизни. Советская идеология при всех своих перегибах создавала условия для творческого мышления детей с младших классов. Было огромное количество кружков, в которых конструировали, строили, проводили опыты, что-то создавали… Неуемную детскую и подростковую энергию направляли в русло исследований, формируя через этот инструмент нравственные нарративы. В целом наука несет в себе глубокий идеологический потенциал.
Исходя из всех этих разнообразных факторов и нужно разрабатывать индикаторы эффективности отечественной науки: в разрезе обеспечения безопасности (мир снова вооружается), интеллектуального развития страны, создания морально-нравственных нарративов. Задача достаточно непростая с методологической точки зрения. Новая конфигурация мира только формируется. Но она идет по тем трекам, что одним из ключевых факторов устойчивости и суверенитета страны является интеллектуальная независимость, в которой важную роль играет научно-исследовательская деятельность.
Материалы взяты с сайта Беларусь Сегодня